Все началось со школьной читательской конференции и с журнала "Yes!"
Тогда я удивилась этой образной рецензии своей любимой учительницы по русскому(и естественно прилежащей к нему литературе), но как оказалось, все, что я буду читать будет не менее образным и удивительным.
Я словно попала под дымчатый шлейф жаркого августа, задохнулась рождественскими запахами, ощутила запахи первых школьных дней, сожгла горькую полынь утерь, окружила себя прозрачной стеной, отгородила от всего мира. Мне было так прекрасно залечь на дно муторных рек, оказаться среди приторной стекающей с веток смолы, чувствовать под пальцами разгоряченную кожу, понять, что каждый возраст прекрасен.
Сара Уинман бросает вызов рутине, повседневному быту и строгим порядкам. Мне словно в щеки тычет мокрый нос Бога и его тихий голос: "Чем уникальней ты, тем ты счастливей".
Мне хочется верить, что читая одним июньским и потерянным днем, я найду в себе силы спасти всех людей, скучающих у себя перед телевизорами.
Я нашла, как красиво любить и дорожить своими близкими и родными, как это прекрасно, когда в твоей семье только и есть, что тепло и уют.
Книга про взрослые вещи, увиденные глазами ребенка. Про то, как трудно находить себя и свой путь, про всю прелесть человеческого выбора.
Привлекательная и очень трагическая повесть о жизни Элеоноры Мод, девочки, девушки, женщины, чья жизнь пропитывает каждую строчку в книге. При приключения, про будущее и прошлое, про волшебство, которое на самом деле очень легко найти. Ни один способ пересказать сюжет не даст вам полную картину этой повести. Настолько легкого и одновременно сложного чтения я еще нигде не находила. Я очень надеюсь, что это будет действительно ваша книга. Вы получите незримое удовольствие и ключ к самому страшному таинству. Ключ к жизни.
Оценка:♥♥♥♥♥
Прилагаю маленький кусочек с красивой иллюстрацией.
Отец отложил свои бумаги и поднял на меня глаза. Он всегда поднимал глаза, если кто-нибудь поминал Бога. Как будто ждал удара.
— Конечно всех, — ответила мать, и утюг на секунду замер у нее в руке.
— И убийц? — уточнила я.
— Да, и убийц, — кивнула мать, а отец укоризненно поцокал языком.
— И разбойников?
— Да.
— И какашки?
— Какашки — это ведь не живые существа, — совершенно серьезно объяснила мать.
— А если бы были живыми, Бог бы их любил?
— Думаю, любил бы.
Никакой радости этот разговор мне не принес. Выходило, что Бог любил всех, кроме меня. Я слизала последний слой шоколада и полюбовалась на белый холмик пастилы, внутри которого пряталось джемовое сердечко.
— А почему ты спрашиваешь? Что случилось? — поинтересовалась мать.
— Я больше не пойду в воскресную школу, — объявила я.
— Аллилуйя! — воскликнул отец. — Я очень рад.
— Но тебе ведь там нравилось, — удивилась мать.
— Больше не нравится. Мне только нравилось, что там поют.
— Ты можешь петь и здесь, — заверил меня отец, возвращаясь к своим документам. — Хочешь петь — пой.
— А все-таки почему? — не успокаивалась мать, чувствуя, что я чего-то недоговариваю.
— Нипочему.
— Ты не хочешь мне рассказать? — спросила она и осторожно взяла меня за руку. (Недавно она начала читать американскую книжку о детской психологии. Там утверждалось, что о своих чувствах необходимо говорить. Нам в результате хотелось замолчать навеки).
— Нипочему, — повторила я, почти не разжимая губ.
По-моему, все произошло из-за того, что меня просто не так поняли. Я ведь только предположила, что Иисус Христос родился по ошибке, в результате незапланированной беременности.
— Что значит незапланированной?! — в ярости вскри чал викарий. — Интересно знать, откуда у тебя взя лись такие богохульные мысли, гадкий ты ребенок!
— Не знаю. Я просто подумала.
— Подумала? А может, ты думаешь, что Господь будет любить тех, кто сомневается в Его Божественном замысле? Так вот, тут вы очень ошибаетесь, мисс! В угол!
Его твердый палец указал на место моей ссылки, и я побрела к стулу, стоящему напротив облезлой зеленой стены.
Сидя на нем, я вспоминала о том вечере, когда родители зашли в мою комнату для разговора.
— Мы хотим кое-что с тобой обсудить. То, что тебе внушает твой брат. Будто ты родилась по ошибке.
— А-а, — протянула я.
— Так вот, ты родилась совсем не по ошибке, — сказала мать. — Просто мы не планировали, что ты появишься. В смысле, не ждали.
— Как мистера Харриса? — уточнила я (этот человек нередко появлялся у нас прямо перед обедом, будто чувствовал, когда мы собираемся садиться за стол).
— Примерно, — кивнул отец.
— Как Иисус? — продолжала допытываться я.
— Вот именно, — неосторожно подтвердила мать. — Именно как Иисус. Когда ты родилась, это было чудо, самое прекрасное чудо на свете.
Отец сложил документы в потрепанный портфель и сел рядом со мной.
— Тебе совсем не обязательно ходить в воскресную школу или в церковь, чтобы Бог тебя любил, — сказал он. — И чтобы все остальные тебя любили. Ты ведь это и сама знаешь, да?
— Да, — кивнула я, но ничуточки ему не поверила.
— Ты все сама поймешь, когда вырастешь, — добавил отец.
Я не собиралась ждать так долго. Я уже решила, что если этот Бог не может любить меня, придется найти себе другого, который сможет.
***
Родители жарили индейку. Мы с братом доели последние шоколадки из праздничного набора, нас уже начинало подташнивать от тянущегося с кухни чересчур густого мясного духа. Гирлянда на рождественской елке подозрительно моргала, и в ней что-то
потрескивало, вероятно, из-за плохого контакта (мать предупредила, чтобы мы ни в коем случае не трогали гирлянду мокрыми руками). Гора нераспечатанных подарков под елкой приводила нас в отчаяние: открывать их до ланча родители не разрешили.
— Осталось потерпеть всего часик, — заглянув в комнату, объявил отец.
Он был наряжен эльфом, и его лицо под полями шляпы казалось странно молодым.
Я подумала, что он похож не на эльфа, а на Питера Пена: на вечного мальчика, а вовсе не на злобного маленького духа.
Отец любил маскарады. И относился к ним очень серьезно. Не менее серьезно, чем к своим обязанностям юриста. И каждый год он радовал нас новым сказочным персонажем, который резвился в доме все Рождество. Ощущение было такое, как будто к нам в дом самовольно вселился незваный и нежеланный гость.
— Слышите? — повторил отец. — Остался всего час.
— Тогда мы пойдем на улицу, — недовольно буркнул брат.
Мы скучали. Все остальные обитатели нашей улицы уже распаковали свои подарки и теперь гордо демонстрировали все эти полезные и совсем бесполезные вещи перед соседями. Мы сидели на мокрой каменной ограде и смотрели на них с завистью. Мимо нас трусцой пробежал мистер Харрис в новом спортивном костюме, к сожалению обтягивающем его телеса как раз там, где не следовало бы.
— Это от моей сестры Венди, — похвастался он и, ускоряясь, помчался дальше, к воображаемой линии финиша.
— Он терпеть не может свою сестру Венди, — сообщил мне брат.
Наблюдая за тем, как скрывается за поворотом нелепое оранжево-пурпурное пятно, я подумала, что и она, наверное, не особенно любит мистера Харриса.
Без трех минут два отец громко позвал нас:
— Ланч!
— Ну, пошли, — сказал брат. — «Что ж, ринемся, друзья, в пролом...»
— Куда-куда? — не поняла я, но он уже вел меня к столу, уставленному щедрыми и бескорыстными дарами, о которых позаботились наши родители.
Сначала я увидела коробку, большую картонную коробку от телевизора, из-под которой торчали только ноги брата.
— Я уже дошел? — спросил он, приближаясь к столу.
— Почти, — подсказала я, и, сделав еще один шаг, он водрузил коробку на стол.
От нее исходил злачный запах сырой соломы. Коробка слегка шевелилась, но я нисколько не испугалась. Брат распахнул картонные створки и вытащил на свет самого большого кролика, которого мне когда-нибудь доводилось видеть.
— Кролик! — прошептала я, замирая от счастья.
— Вообще-то это бельгийский заяц, — покровительственно объяснил брат.
— Бельгийский заяц, — повторила я так, словно эти два слова означали «любовь».
— Как ты его назовешь? — спросил он.
— Элеонор Мод, — ответила я.
— Кролика не могут звать так же, как тебя, — засмеялся брат.
— Почему это? — обиделась я.
— Потому что он мальчик.
— А-а.
Я повнимательнее посмотрела на его каштановую шерстку, белый хвостик, на вывалившиеся из-под него две горошинки помета и подумала, что кролик и в самом деле больше похож на мальчика.
— А ты бы как назвал его? — спросила я у брата.
— Богом, — важно ответил тот.
Комментариев нет:
Отправить комментарий